Мне повезло побывать на совместном вечере Пригова, Рубинштейна и Кибирова в самом начале перестройки. Впечатление было завораживающее. Но, возможно, самое сильное впечатление было от карточек Рубинштейна. Не только потому, что карточки, но и от совсем другого подхода к абсурду советской действительности. Пригов издевался, это мы привыкли делать, а Рубинштейн скорее рассматривал окружающее под микроскопом как бы отстраненным, но сочувственным, жалеющим взглядом (как Чехов?), и это было даже как-то странно в то время повсеместных обличений. И мне всегда казалось, что у него была такая аура доброты и порядочности, которую я замечала еще, наверно, только у Юлия Кима (долгих лет жизни ему!)
Ох черт, потрясающее все же было время - конец 80-х, и как тоскливо, что так отвратительно все закончилось, и не потому ли, что мы привыкли высмеивать зло, смотреть отстраненно, считать, что интеллигенты, власть и "народные массы" - это три разные стихии, а оказалось - все одно и то же, и разница есть только между порядочными людьми и всеми остальными.
Посоветуйте хорошую современную русскоязычную фантастику или фэнтези, пожалуйста. С не очень сложным языком. А то я после Лукьяненко, не к ночи будь помянут, никого не читала. Хочу сыну подарить.
Не из праздного любопытства, и уж тем более не для того, чтоб как-то заклеймить Израиль, а наоборот, чтоб защищать его со знанием дела. Мне бы хотелось услышать мнение знающих людей о том, что происходило последние годы и происходит сейчас на Западном берегу. Формулируя провокационно, правда ли, что консенсус в израильском обществе сместился от "земля в обмен на мир" к "и земля, и мир"?
Upd. Конечно, "консенсус" - неправильно выбранное слово, когда речь идёт о евреях :), я должна была сказать"большинство".
Наверняка кто-нибудь знает правильный бесплатный софт, который может из старой видеозаписи плохого качества сделать (относительную) конфетку наиболее простым способом? Так, чтоб не надо было неделю изучать его интерфейс и профессиональную терминологию.
А расскажите мне, пожалуйста, каких сейчас надо читать современных русскоязычных поэтов. А то я кроме своих френдов-поэтов (прекрасных, но их мало) никого не знаю толком.
Пережито́е, сжатое в кулаке, смято и на помойку, чтоб налегке, снова подобрано, выглажено, заштопано, сложено аккуратно в одной строке.
Что не сложилось, снова переживу, перепишу страницу, начну главу стертыми тропами, и повторяя шепотом: ветер ломает деревья, но гнет траву.
Так удобряла свой травяной покров - на пожелтевший лист не хватило слов, первой же осенью свежий порыв унес его, прошелестел по кронам и был таков.
Не прорастет ли шорохом тростника спрятанная под кожей одна строка? -Помни, что взрослые не пристают с вопросами ни к старикам, ни к детям, ни к облакам.
Извините кто видел, я просто перепощу на этот раз без замка, потому что других слов у меня не осталось.
* * *
Необозрима моя держава, ржавчина, дрожь, дожди. Думали, худшего избежали, худшее позади. Думали, не притворяться больше, и не видать рубах Цветом в осеннее бездорожье, глиняный вязкий страх.
Необозрима, неотвратима, вороги, рать, вранье. Не Атлантиде играть в Аттилу, время топить ее. Только что тонет, а что не тонет, знает у нас любой. Носим чугунный клубок историй вместо ключа с собой.
Этот язык, задающий ритмы грохота сапогам, Треск торжествующего корыта, что никогда не лгал, Он же и свищет свой беззаветный, свой соловьиный зов, Снова выстраивая по свету цепь соляных столпов.
Этой земли ледяная вера, стыд безнадежный наш. Неуязвимы ее химеры, Рима хромой мираж. Это, сыночек, твое наследство - черное воронье. This is your heritage, and the rest was merely tales of yore.
чуть полгода прочь приезжает всадник мы сидим в избе на овсе и квасе разбирает вентиль меняет сальник отбывает дальше по снежной трассе в остальные слабые пункты схемы это кровь земли на которой все мы
мы живем не помним с которой даты на снегу кругом кровяные пятна иногда на запад толпой солдаты иногда другие бредут обратно хорошо оставят с полмиски каши недопитый штоф вот и хватишь лишку кто тут враг пойми а какие наши все лучину жжем да читаем книжку научили нас кирилл и мефодий год слагается из двух полугодий
есть места на свете где меньше снега даже слово у всадников есть погода там вода как из чайника льется с неба там светает чаще чем раз в полгода приходил медведь почесать загривок арматуру запорную снес как спичку рыбаки в той книжке ловили рыбок но пришел чумовой и закрыл кавычку вот последний с алыми галунами опростает кружку попросит супа вечный чайник милость пролей над нами полуштоф бегом из буфета сука со стрехи солома и воздух спертый мы считали всадников он четвертый
сольфеджио
как надо петь проспектам и мостам шиповнику и придорожной пыли чтоб все предметы по своим местам расположились и в дальнейшем были
с объектами такой величины управиться на свете непогожем нам нелегко мы петь обречены мы просто больше ничего не можем
когда у нас ослабнут голоса на траверсе зимы к ее приходу пустеющего спектра полоса пронижет обнаженную природу
когда растают тени и тела кто опознает в отголоске малом вселенную какой она была напетую любительским вокалом
июль в проеме дачного окна и сердце сильным пульсом как столица останься здесь хоть иволга одна секунд на семь пора еще продлится
последняя без эха и молвы сквозь вакуум мерцающая еле но это было все что мы могли когда стояли у окна и пели
краткий курс
по оттискам по отложеньям пыли определят что мы однажды были
и примутся гадать о нашем свойстве о внешнем виде внутреннем устройстве
где жабры почему сердца не справа как вымерли какого были нрава
грех отрицать мы были бы добрее не столь бы строго стерегли границы
когда б не эти пейсы на еврее кинжал на горце чуб на украинце
в глазах при встрече вечные вопросы у нас круглы а у других раскосы
у них стояло а у нас лежало и нас конечно это раздражало
поэтому мушкеты и пищали смола со стен и вымпелы повыше
мы так себя отважно защищали что землю унаследовали мыши
бурундуки и мудрые микробы что с оттисков теперь снимают пробы
свет истины угас и им неведом мы пыль для них с ее затертым следом
* * * поздняя осень и позже не нужно уже в синих запястьях опять замедление пульса видно как верхний жилец на своем этаже лампу зажег и навеки в газету уткнулся здесь в колесе листопада где белки бегом шорох машины и нимфа с кувшинчиком в нише ближе ли свет даже если жилец о другом нижнему только бы жить по возможности выше вытянув шею пока парусами края неба хрипеть с подоконника ворона вроде вслед перелетным внутри трансцендентное я гуссерля впрочем и это осталось в европе
в жадном оранжевом рано кончается год смена сезонов у поллока выкраден метод если этаж или месяц снаружи не тот ты не жилец то есть разница в том что не этот где-нибудь клейстер на рамы в стакан купорос скоро смотреть как щелкунчики в хвое повисли здесь открываешь в газете последний прогноз то есть последний в простом окончательном смысле неосмотрительно ступишь на хрустнувший наст быстро иссяк лабиринт ариадниных ниток ворон с карниза и нимфа в кувшине подаст нужный напиток
Ученикам предпоследних классов американских школ и их родителям как раз пора думать о том, как они будут осенью подавать документы в колледж. Так что даю ссылку на длинный и, мне кажется, довольно полезный текст, который я на эту тему написала пару лет назад. За время пандемии кое-что поменялось, конечно, но вряд ли принципиально.
